| Главная » Статьи » Из Мифологии и Истории |
Аккадский эпос о Гильгамеше [Таблицы VII, VIII и IX]
Таблица VII В это время боги сошлись на совет. Ану возмущался, зачем убили Быка и Хумбабу. Эллиль поддержал его и присудил Энкиду к смерти, потому что Гильгамеш "умереть не должен”. Шамаш попытался было возразить, но Эллиль накинулся на него и обвинил в по-собничестве преступлению смертных. Узнали друзья об этом решении богов из сна и впали в отчаяние. Они хотят молить Ану и Элиля о помиловании, Гильгамеш обещает принести богатые дары, но тут раздается голос Шамаша, который лишает их последней надежды. Солнечный бог сообщает, что решение о смерти Энкиду окончательно и бесповоротно. Гильгамеш плачет, а Энкиду проклинает блудницу Шахмат, которая привела его к людям, желая ей всяческих напастей и горя. Досталось и охотнику, который первый увидел дикаря у водопоя. Но Шамаш устыдил Энкиду, напомнив ему, что Шамхат его поила, кормила и добра желала. От этих слов успокоился гнев Энкиду, и он просит для блудницы всех благ. Силы стали оставлять богатыря, слег он в постель и на смертном одре снятся ему кошмары, предвещающие скорую кончину. "Друг мой, о чем совещаются великие боги? О дальнейшем известно лишь по отрывку из Периферийной версии на хеттском языке: * Слушай мой сон, что я видел ночью: * Ану, Эллиль и Шамаш меж собой говорили. * И Ану Эллилю вещает: * "Зачем они сразили Быка и Хумбабу?” * Ану сказал: "Умереть подобает * Тому, кто у гор похитил кедры!” * Эллиль промолвил: "Пусть умрет Энкиду, * Но Гильгамеш умереть не должен!” * Отвечает Шамаш Эллилю-герою: * "Не твоим ли веленьем убиты Бык и Хумбаба? * Должен ли ныне Энкиду умереть безвинно?” * Разгневался Эллиль на Шамаша-героя: * "То-то ежедневно в их товарищах ты ходишь!” * Слег Энкиду перед Гильгамешем, * По лицу Гильгамеша побежали слезы: * "Брат, милый брат! Зачем вместо брата меня оправдали?” * И еще: "Неужели сидеть мне с призраком, у могильного входа? * Никогда не увидеть своими очами любимого брата?” Возможно, сюда же относится отрывок Периферийной” версии на аккадском языке, найденный в Мегиддо в Палестине: * [...] * Энкиду прикоснулся к его руке, говорит Гильгамешу: * "Не рубил я кедра, не убивал я Хумбабу. * [...] * [...] * В кедровом лесу, где обитают боги, * Не убил ни одного я кедра!” * Гильгамеш от голоса его пробудился, * И герою так он вещает: * "Благ этот сон и благоприятен * Драгоценен и благ, хотя и труден...” По-видимому, сюда же относится отрывок Ниневийской версии, хотя, возможно, в ней ему предшествовал текст, сильно отличавшийся от приведенной выше Периферийной. После нескольких сильно разрушенных стихов из речи Энкиду идут такие стихи: Энкиду уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу: "Давай, мой друг, пойдем и Эллиля попросим!” У входа в храм они остановились, Деревянную дверь они увидали. Ибо Эллилю ее подарил Энкиду, Энкиду уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу: "Из-за двери деревянной беда случилась!” Энкиду поднял на дверь свои очи, С дверью беседует, как с человеком: "Деревянная дверь, без толка и смысла, Никакого в ней разумения нету! Для тебя я дерево искал за двадцать поприщ, Пока не увидел длинного кедра, — Тому дереву не было равных в мире! Восемнадцать сажен ты высотою, шесть сажен ты шириною, Твой засов, петля и” задвижка длиною двенадцать локтей. Изготовил, доставил тебя, в Ниппуре украсил — Знал бы я, дверь, что такова будет расплата, Что благо такое ты принесешь мне, — Взял бы топор я, порубил бы в щепы, Связал бы плот — и пустил бы по водам! Далее четыре непонятных стиха. Ану и Иштар мне того не простили! Ныне же, дверь, — зачем я тебя сделал? Сам погубил себя благочестивым даром! Пусть бы будущий царь тебя оправил, Пусть бы бог изготовил твои дверные створки, Стер бы мое имя, свое написал бы, Сорвал бы мою дверь, а свою поставил!” Его слово услышав, сразу жарко заплакал, Услыхал Гильгамеш слово друга, Энкиду, — побежали его слезы. Гильгамеш уста открыл и молвит, вещает Энкиду: "Тебе бог даровал глубокий разум, мудрые речи — Человек ты разумный — а мыслишь так странно! Зачем, мой друг, ты мыслишь так странно? Драгоценен твой сон, хоть много в нем страха: Как мушиные крылья, еще трепещут твои губы! Много в нем страха, но сон этот дорог: Для живого — тосковать — его доля, Сон тоску оставляет для живого! А теперь помолюсь я богам великим, — Милость взыскуя, обращусь к твоему богу: Пусть, отец богов, будет милостив Ану, Даже Эллиль да сжалится, смилуется Шамаш, — Златом без счета их украшу кумиры!” Услыхал его Шамаш, воззвал к нему с неба: "Не трать, о царь, на кумиры злата, — Слово, что сказано, бог не изменит, Слово, что сказано, не вернет, не отменит, Жребий, что брошен, не вернет, не отменит, — Судьба людская проходит, — ничто не останется в мире!” На веление Шамаша поднял голову Энкиду, Перед Шамашем бегут его слезы: "Я молю тебя, Шамаш, из-за судьбы моей враждебной — Об охотнике, ловце-человеке, — Он не дал достичь мне, чего друг мой достигнул, Пусть охотник не достигнет, чего друзья его достигли! Пусть будут руки его слабы, прибыток скуден, Пусть его пред тобою уменьшится доля, Пусть зверь в ловушку нейдет, а в щели уходит! Пусть охотник не исполнит желания сердца! На Шамхат во гневе навел он проклятье: "Давай, блудница, тебе долю назначу, Что не кончится на веки вечные в мире; Прокляну великим проклятьем, Чтобы скоро то проклятье тебя бы постигло: Пусть ты не устроишь себе дома на радость, Пусть ты не полюбишь нагуляной дочки, Пусть не введешь на посиделки девичьи, Пусть заливают пивом твое прекрасное лоно, Пусть пьяный заблюет твое платье в праздник, Пусть он отберет твои красивые бусы, Пусть горшечник вдогонку тебе глину швыряет, Пусть из светлой доли ничего тебе не будет, Чистое серебро, гордость людей и здоровье, Пусть у тебя не водятся в доме, Пусть будут брать наслажденье от тебя у порогов, Перекрестки дорог тебе будут жилищем, Пустыри пускай тебе будут ночевкой, Тень стены обиталищем будет, Отдыха пусть твои ноги не знают, По щекам пусть бьют калека и пьяный, Пусть кричит на тебя жена верного мужа, Пусть не чинит твою кровлю строитель, В щелях стен пусть поселятся совы пустыни, Пусть к тебе на пир не сходятся гости, [...] [...] Пусть проход в твое лоно закроется гноем, Пусть дар будет нищ за раскрытое лоно, — Ибо чистому мне притворилась ты супругой, И над чистым мною ты обман совершила!” Шамаш услышал уст его слово, — Внезапно с неба призыв раздался: "Зачем, Энкиду, блудницу Шамхат ты проклял, Что кормила тебя хлебом, достойным бога, Питьем поила, царя достойным, Тебя великой одеждой одела И в сотоварищи добрые тебе дала Гильгамеша? Теперь же Гильгамеш, и друг и брат твой, Уложит тебя на великом ложе, На ложе почетном тебя уложит, Поселит тебя слева, в месте покоя; Государи земли облобызают твои ноги, Велит он оплакать тебя народу Урука, Веселым людям скорбный обряд поручит, А сам после тебя он рубище наденет, Львиной шкурой облачится, бежит в пустыню”. Услыхал Энкиду слово Шамаша-героя, — У него успокоилось гневное сердце, Усмирилась разъярённая печень. "Давай, блудница, я иное назначу: Пусть тебя покинувший к тебе вернется, Государи, цари и владыки пусть тебя полюбят, Тебя увидавший пусть тебе изумится, Герой для тебя пусть встряхнет кудрями, Не задержит тебя страж, а тот пусть пояс развяжет, Даст стеклянные блестки, лазурь и злато, Кованые серьги тебе пусть подарит, — А за то ему ливнем зерно польется; В храм богов заклинатель пусть тебя приводит, Для тебя пусть покинут мать семерых, супругу!” В утробу Энкиду боль проникла, На ложе ночи, где лежал он одиноко. Все свои скорби он поведал другу: "Слушай, друг мой! Сон я видел ночью — Вопияло небо, земля отвечала, Только я стою между ними Да один человек — лицо его мрачно, Птице бури он лицом подобен, Его крылья — орлиные крылья, его когти — орлиные когти, Он за власы схватил, меня одолел он, Я его ударил — как скакалка, он скачет, Он меня ударил — исцелил мою рану, Но, как тур, на меня наступил он, Сжал, как тисками, все мое тело. "Друг мой, спаси меня!” Не мог спасти ты, Ты убоялся, не мог сражаться, Ты лишь [... ...] Он ко мне прикоснулся, превратил меня в птаху, Крылья, как птичьи, надел мне на плечи: Взглянул и увел меня в дом мрака, жилище Иркаллы, В дом, откуда вошедший никогда не выходит, В путь, по которому не выйти обратно, В дом, где живущие лишаются света, Где их пища — прах и еда их — глина, А одеты, как птицы, — одеждою крыльев, И света не видят, но во тьме обитают, А засовы и двери покрыты пылью! В Доме праха, куда вступил я, Поглядел я — венцы смиренны: Я послушал, — венценосцы, что в прежние дни владели миром, Ану и Эллилю подносят жареное мясо, Ставят хлеб печеный, холодную, из меха, возливают воду. В Доме праха, куда вступил я, Живут жрец и служка, живут волхв и одержимый, Живут священники богов великих, Живет Этана, живет Сумукан, Живет Эрешкигаль[22], земли царица; Белет-цери[23], дева-писец земли, перед ней на коленях, Таблицу судеб держит, пред нею читает, — Подняла лицо, меня увидала: "Смерть уже взяла того человека!” Далее недостает около пятидесяти стихов; Энкиду видел еще сон; рассказ о нем кончается словами: ... Мы с тобою вместе все труды делили, — Помни меня, друг мой, не забудь мои деянья!” Друг его увидел сон необъясненный, Когда сон он увидел, его иссякла сила. Лежит Энкиду на ложе, Первый день, второй день, что лежит Энкиду на ложе, Третий день и четвертый, что лежит Энкиду на ложе. Пятый, шестой и седьмой, восьмой, девятый и десятый, — Стал недуг тяжелей у Энкиду, Одиннадцатый и двенадцатый дни миновались — На ложе своем приподнялся Энкиду, Кликнул Гильгамеша, ему вещает: "Друг мой отныне меня возненавидел, — Когда в Уруке мы с ним говорили, Я боялся сраженья, а он был мне в помощь; Друг, что в бою спасал, — почему меня покинул? Я и ты — не равно ли мы смертны?” Далее до конца таблицы недостает двадцати пяти — тридцати стихов. Таблица VIII Таблица начинается с плача Гильгамеша по своему другу возле погребального ложа. К нему при-соединяются все жители Урука. Затем Гильгамеш приносит жертвы Шамашу, и бог отзывается на молитвы своего любимца, пытаясь умерить боль его утраты. Едва занялось сияние утра, Гильгамеш уста открыл и молвит: "Энкиду, друг мой, твоя мать антилопа И онагр, твой отец, тебя породили, Молоком своим тебя звери взрастили И скот в степи на пастбищах дальних! В кедровом лесу стези Энкиду По тебе да плачут день и ночь неумолчно, Да плачут старейшины огражденного Урука, Да плачет руку нам вслед простиравший, Да плачут уступы гор лесистых, По которым мы с тобою всходили, Да рыдает пажить, как мать родная, Да плачут соком кипарисы и кедры, Средь которых с тобою мы пробирались, Да плачут медведи, гиены, барсы и тигры, Козероги и рыси, львы и туры, Олени и антилопы, скот и тварь степная, Да плачет священный Евлей, где мы гордо ходили по брегу, Да плачет светлый Евфрат, где мы черпали воду для меха, Да плачут мужи обширного огражденного Урука, Да плачут жены, что видали, как Быка мы убили, Да плачет земледелец доброго града, твое славивший имя, Да плачет тот, кто, как древними людьми, гордился тобою, Да плачет тот, кто накормил тебя хлебом, Да плачет рабыня, что умастила твои ноги, Да плачет раб, кто вина к устам твоим подал, Да плачет блудница, тебя умастившая добрым елеем, Да плачет в брачный покой вступивший, Обретший супругу твоим добрым советом, Братья да плачут по тебе, как сестры, В скорби да рвут власы над тобою! Словно мать и отец в его дальних кочевьях, Я об Энкиду буду плакать: Внимайте же мне, мужи, внимайте, Внимайте, старейшины огражденного Урука! Я об Энкиду, моем друге, плачу, Словно плакальщица, горько рыдаю: Мощный топор мой, сильный оплот мой, Верный кинжал мой, надежный щит мой, Праздничный плащ мой, пышный убор мой, — Демон злой у меня его отнял! Младший мой брат, гонитель онагров в степи, пантер на просторах! Энкиду, младший мой брат, гонитель онагров в степи, пантер на просторах! С кем мы, встретившись вместе, поднимались в горы, Вместе схвативши, Быка убили, — Что за сон теперь овладел тобою? Стал ты темен и меня не слышишь!” А тот головы поднять не может. Тронул он сердце — оно не бьется. Закрыл он другу лицо, как невесте, Сам, как орел, над ним кружит он, Точно львица, чьи львята — в ловушке, Мечется грозно взад и вперед он, Словно кудель, раздирает власы он, Словно скверну, срывает одежду. Едва занялось сияние утра, Гильгамеш по стране созывает кличем Ваятелей, медников, кузнецов, камнерезов. "Друг мой, сделаю кумир твой, Какого никто не делал другу: Друга рост и облик в нем будет явлен, — Подножье из камня, власы — из лазури, Лицо — из алебастра, из золота — тело. Далее недостает около двадцати стихов. ... Теперь же я, и друг и брат твой, Тебя уложил на великом ложе, На ложе почетном тебя уложил я, Поселил тебя слева, в месте покоя, Государи земли облобызали твои ноги, Велел оплакать тебя народу Урука, Веселым людям скорбный обряд поручил я, А сам после друга рубище надел я, Львиной шкурой облачился, бегу в пустыню!” Едва занялось сияние утра… Далее недостает более сотни стихов. Едва занялось сияние утра, Гильгамеш изготовил из глины фигурку, Вынес стол большой, деревянный, Сосуд из сердолика наполнил медом, Сосуд из лазури наполнил маслом, Стол украсил и для Шамаша вынес. До конца таблицы, недостает около пятидесяти стихов; содержанием их было гадание Гильгамеша и ответ богов. Вероятно, он был сходен по содержанию с тем, который содержится в Старовавилонской версии, но не в этом месте, а в той таблице, которая соответствовала позднейшей десятой, — в так называемой таблице Мейснера. Ниже приводен текст из нее, первые строки представляют собой домысел переводчика. Эллиль услышал уст его слово — Внезапно с неба призыв раздался: "Издревле, Гильгамеш, назначено людям: Земледелец, пашет землю, урожай собирает, Пастух и охотник со зверьем обитает, * Надевает их шкуру, ест их мясо. * Ты же хочешь, Гильгамеш, чего не бывало, * С тех пор как мой ветер гонит воды”. * Опечалился Шамаш, к нему явился, * Вещает он Гильгамешу: * "Гильгамеш, куда ты стремишься? * Жизни, что ищешь, не найдешь ты!” * Гильгамеш ему вещает, Шамашу-герою: * "После того как бродил по свету, * Разве довольно в земле покоя? * Видно, проспал я все эти годы! * Пусть же солнечным светом насытятся очи: * Пуста темнота, как нужно света! * Можно ль мертвому видеть сияние солнца?” От этого места в Старовавилонской версии до конца таблицы еще около двадцати стихов. Таблица IX Оставив Урук, Гильгамеш отправился через пустыню на поиски бессмертия. Он хочет разыскать единственного человека на земле, который подобно богам не ведает страха смерти. Это праведный старец Утнапишти. После долгих странствий герой подошел к горам Машу, окружающим обитаемый мир. В них находится вход в преисподнюю и пролегает путь, по которому бог Солнца Шамаш каждый день спускается в нижний мир. Вход охраняют жуткие люди-скорпионы. Один из стражей спрашивает Гильгамеша, зачем он пожаловал и тот признается, что идет за бессмертием. Человек-скорпион предупреждает, что с этого пути ни один смертный еще не возвращался, но разрешает взойти на дорогу Шамаша. Гильгемеш смело двинулся вперед. Густая тьма окружала его со всех сторон, леденящий ужас охватывал сердце. Прошел Гильгамеш двенадцать поприщ, которые Шамаш проделывает за двенадцать часов. Были моменты, когда богатырь был готов отступить, но, преодолев все страхи, он наконец вышел в волшебный сад. Гильгамеш об Энкиду, своем друге, Горько плачет и бежит в пустыню: "И я не так ли умру, как Энкиду? Тоска в утробу мою проникла, Смерти страшусь и бегу в пустыню. Под власть Утнапишти, сына Убар-Туту, Путь я предпринял, иду поспешно. Перевалов горных достигнув ночью, Львов я видал, и бывало мне страшно, — Главу подымая, молюсь я Сину, И ко всем богам идут мои молитвы: Как прежде бывало, меня сохраните!” Ночью он лег, — от сна пробудившись, Видит, львы резвятся, радуясь жизни. Боевой топор он поднял рукою, Выхватил из-за пояса меч свой, — Словно копье, упал между ними, Ударял, повергал, убивал и рубил он. Далее недостает около тридцати стихов. Он слыхал о горах, чье имя — Машу, Как только к этим горам подошел он, Что восход и закат стерегут ежедневно, Наверху металла небес достигают, Внизу — преисподней их грудь достигает, — Люди-скорпионы стерегут их ворота: Грозен их вид, их взоры — гибель, Их мерцающий блеск повергает горы — При восходе и закате Солнца они охраняют Солнце, — Как только их Гильгамеш увидел — Ужас и страх его лицо помрачили. С духом собрался, направился к ним он. Человек-скорпион жене своей крикнул: "Тот, кто подходит к нам, — плоть богов — его тело!” Человеку-скорпиону жена отвечает: "На две трети он бог, на одну — человек он!” Человек-скорпион Гильгамешу крикнул, Потомку богов вещает слово: "Почему идешь ты путем далеким, Какою дорогой меня достиг ты, Реки переплыл, где трудна переправа? Зачем ты пришел, хочу узнать я, Куда путь твой лежит, хочу узнать я!” Гильгамеш ему вещает, человеку-скорпиону: "Младший мой брат, гонитель онагров в степи, пантер на просторах, Энкиду, младший мой брат, гонитель онагров горных, пантер на просторах, С кем мы, встретившись вместе, подымались в горы, Вместе схвативши, Быка убили, В кедровом лесу погубили Хумбабу, Друг мой, которого так любил я, С которым мы все труды делили, Энкиду, друг мой, которого так любил я, С которым мы все труды делили, — Его постигла судьба человека! Шесть дней миновало, семь ночей миновало, Пока в его нос не проникли черви. Устрашился я смерти, не найти мне жизни: Мысль о герое не дает мне покоя! Дальней дорогой бегу в пустыне: Мысль об Энкиду, герое, не дает мне покоя — Дальним путем скитаюсь в пустыне! Как же смолчу я, как успокоюсь? Друг мой любимый стал землею! Энкиду, друг мой любимый, стал землею! Так же, как он, и я не лягу ль, Чтоб не встать во веки веков? Теперь же, скорпион, тебя я встретил, — Смерти, что страшусь я, пусть не увижу! [...] К Утнапишти, отцу моему, иду я поспешно, К тому, кто, выжив, в собранье богов был принят и жизнь обрел в нем: Я спрошу у него о жизни и смерти!” Человек-скорпион уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу: "Никогда, Гильгамеш, не бывало дороги, Не ходил никто еще ходом горным: На двенадцать поприщ простирается внутрь он: Темнота густа, не видно света — При восходе Солнца закрывают ворота, При заходе Солнца открывают ворота, При заходе Солнца опять закрывают ворота, Выводят оттуда только Шамаша боги, Опаляет живущих он сияньем, — Ты же — как ты сможешь пройти тем ходом? Ты войдешь и больше оттуда не выйдешь!” Далее недостает более пятидесяти стихов. Гильгамеш ему вещает, человеку-скорпиону: "[...] В тоске моей плоти, в печали сердца, И в жар и в стужу, в темноте и во мраке, Во вздохах и плаче, — вперед пойду я! Теперь открой мне ворота в горы!” Человек-скорпион уста открыл и молвит, вещает он Гильгамешу: "Иди, Гильгамеш, путем своим трудным, Горы Машу ты да минуешь, Леса и горы да пройдешь отважно, Да вернешься обратно благополучно! Ворота гор для тебя открытые. Гильгамеш, когда услышал это, Человеку-скорпиону был послушен, По дороге Шамаша стопы он направил. Первое поприще уже прошел он — Темнота густа, не видно света, Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть. Второе поприще уже прошел он — Темнота густа, не видно света, Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть. Третье поприте пройдя, он вспять обратился. В следующих недостающих восемнадцати стихах, вероятно, объяснялось, почему Гильгамеш решился вновь предпринять путь сквозь подземелье на краю света. С духом собрался, вперед зашагал он. Четвертое поприще уже прошел он — Темнота густа, не видно света, Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть, Пятое поприще уже прошел он — Темнота густа, не видно света, Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть. Шестое поприще уже прошел он — Темнота густа, не видно света, Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть, Седьмое поприще пройдя — он прислушался к мраку: Темнота густа, не видно света, Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть. Восьмое поприще пройдя, — в темноту он крикнул: Темнота густа, не видно света, Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть. На девятом поприще холодок он почуял, — Дыхание ветра его лица коснулось, — Темнота густа, не видно света, Ни вперед, ни назад нельзя ему видеть, На десятом поприще стал выход близок, — Но, как десять поприщ, поприще это. На одиннадцатом поприще пред рассветом брезжит, На двенадцатом поприще свет появился, Поспешил он, рощу из каменьев увидев! Сердолик плоды приносит, Гроздьями увешан, на вид приятен. Лазурит растет листвою — Плодоносит тоже, на вид забавен. Далее недостает тридцать четыре стиха. Сохранились отрывки дальнейшего описания волшебного сада. Гильгамеш, проходя по саду каменьев, Очи поднял на это чудо. [22] Эрешкигаль (шум. хозяйка большой земли) — в шумеро-аккадской мифологии владычица подземного царства, сестра и соперница Инанны (Иштар). Судя по мифу «Гильгамеш, Энкиду и нижний мир», Эрешкигаль получает подземное царство в качестве "подарка”. О власти богини подробно рассказывается в шумерском мифе «Нисхождение Инанны в нижний мир» и в аккадском тексте «Нисхождение Иштар». В вавилонском мифе «Нергал и Эрешкигаль» говорится о том, что ей пришлось разделить свое владычество над подземным царством с богом Нергалом. [23] Белет-Цери — аккадское имя женщины-писца подземного мира, соответствующей шумерской Гештинанне. В аккадской мифологии супруга бога кочевых племён Марту (Амурру). Источник: http://khazarzar.skeptik.net/ | |
| Просмотров: 1380 | Рейтинг: 5.0/1 |
| Всего комментариев: 0 | |
