ГОЛОСА ПРОВИДЦЕВ 

Тем не менее Медб пошла к своему главному друиду и спросила у него, какова будет ее судьба в войне. И друид сказал ей: «Что бы ни случилось с другими, ты вернешься». На пути домой она внезапно увидела стоящую рядом с ее колесницей прекрасную девушку в зеленом плаще, с золотыми локонами, спадавшими ниже колен; в руке у нее был ткацкий станок с золотым челноком. «Кто ты, девушка, и что ты делаешь здесь?» — вопросила Медб. «Я Федельм-ведунья из сида Круахан, — отвечала дева, — и я сплетаю четыре провинции Ирландии для набега на Ульстер». — «Что видишь ты, глядя на наше войско?» — спросила королева. «Красное вижу на всех, алое вижу», — молвила пророчица.

«Но все герои-улады охвачены муками, и некому поднять против нас копье», — сказала Медб. «Красное вижу на всех, алое вижу, — повторяла Федельм. — Вижу мужа небольшой стати, но сияние героя на челе его — то мальчик юный и скромный, но в битве подобный дракону; он схож с Кухулином из Муиртемне; удивительные боевые приемы проделывает он с оружием; густо лягут твои мертвецы из-за него».

Тут видение исчезло, и изумленная Медб поехала дальше в Рат-Круахан, удивляясь всему увиденному и услышанному.

На рассвете войско выступило в поход под предводительством Фергуса Мак Ройха, и, дойдя до границ Ульстера, Фергус попросил всех соблюдать осторожность, чтобы Кухулин из Муиртемне, охранявший южные границы Ульстера, не напал на них неожиданно. В то время Кухулин и отец его Суалтайм действительно были на границе, и Кухулин, которого Фергус предупредил о приближении войска, велел Суалтайму идти в Эмайн-Маху и передать весть жителям Ульстера. Однако сам герой не остался охранять земли уладов, поскольку у него была договоренность с девушкой, жившей у жены Лойгайре-землепашца; он отправился в лес и там, стоя на одной ноге и прикрыв один глаз, одной рукой срубил молодой дуб и скрутил его в кольцо. Затем он начертал на кольце огамическими письменами, как оно было сделано, и наложил на воинство Медб гейс не уходить с этого места, пока кто-нибудь не сделает таким же способом такое же кольцо, «кроме моего друга Фергуса Мак Ройха», закончил он и подписался. Кольцо это Кухулин водрузил на острый верх камня в Ард-Куиллен и пошел на свидание

Придя на Ард-Куиллен, воины Медб нашли кольцо и принесли его Фергусу, чтобы тот прочел надпись. Никто из воинов не смог повторить подвиг Кухулина, поэтому армия стала лагерем в ближайшем лесу. Ночью выпал снег, и войско пребывало в положении довольно бедственном, но, когда взошло солнце, они по белой равнине продолжали путь в Ульстер, сочтя, что запрет действует в течение одной ночи.

Кухулин отправился в погоню и определил по следам, что в армии Медб 54 000 человек. Обойдя войско, он зашел спереди и вскоре натолкнулся на две колесницы, посланные на разведку. Он убил воинов и возниц, затем одним ударом меча срубил ствол с четырьмя ветвями, воткнул его глубоко в отмель у брода, называемого Ат-Габла (Брод Ствола), и насадил на каждую ветвь по окровавленной голове. Когда отряды Медб подошли, то, естественно, изумились и испугались, и Фергус объявил, что на них наложен гейс не переходить этот брод, пока один из них не вырвет ствол так же, как он был воткнут — пальцами одной руки. Сказав это, Фергус сам полез в воду, и под ним развалились семнадцать колесниц, прежде чем он смог осуществить этот подвиг, но в конце концов он вытянул дерево; и поскольку было уже поздно, воинство здесь же и заночевало. Все эти кухулинские выдумки имели своей целью задержать захватчиков, пока улады не оправятся от своего недуга.

Далее в тексте легенды — в том виде, как она помещена в Лейнстерской книге, а также в некоторых других источниках, — следует своего рода интерлюдия: Фергус объясняет Медб, кто их противник («мальчик Кухулин на Кердда, что доводится Конхобару и мне самому приемным сыном»), и повествует о детских подвигах героя, часть из которых была уже описана в этой книге.

На следующий день войско продолжало свой путь и снова встретилось с Кухулином; но на сей раз герой был более благодушен. Услышав, как рубят лес, он отправляется выяснить, в чем дело, и узнает, что это колесничий Орлама, сына Айлиля и Медб, вырезает из падуба оглобли для колесницы, «ибо вчера износились все наши в погоне за славным оленем, самим Кухулином»1. Кухулин, который, как следует помнить, вообще-то выглядел довольно хрупким, однако в битве увеличивался в размере и страшно искажался (что напоминает нам о неистовстве берсерков), решил помочь вознице. «Что мне делать — собирать шесты или очищать их от коры?» — спросил он. «Можешь очищать их от коры», — сказал колесничий. Герой брал деревца, пропускал их между пальцами ног и рук, и они становились такими гладкими и блестящими, будто над ними поработал плотник. «Посмотрел на это возница и молвил:

— Вижу, что недостойную работу поручил я тебе. Ответь же мне, кто ты, о воин?

— Я тот достославный Кухулин, о ком говорил ты, — ответил Кухулин.

— Гибелью буду наказан за то, что я сделал! — вскричал юноша.

— Я не убью тебя, юноша, — молвил Кухулин, — ибо не проливаю кровь гонцов, возниц и безоружных. Но иди и скажи твоему господину Орламу, что Кухулин собирается навестить его».

Возница бросается бежать, но Кухулин следует за ним, а под конец опережает его и срубает Орламу голову. Какое-то время войско Медб видит, как он потрясает своим кровавым трофеем; затем он вновь скрывается из виду — так впервые коннахтцы видят своего врага.

Далее мы видим несколько отрывочных эпизодов. Воинство Медб разоряет Брегу и Муиртемне, но не может пройти в Ульстер. Кухулин не отступает от них, он убивает по двое и по трое воинов, и никто не знает, где он окажется в следующий момент. Даже королеву охватывает трепет, когда неизвестный стрелок сшибает камнями сидящих у нее на плечах куницу и птичку. Затем, когда бешенство Кухулина усиливается, он, приобретя нечеловеческую мощь, бросается на целые отряды воинов Коннахта, и таким образом гибнут уже сотни. Здесь описывается его «чудесное искажение», всегда посещавшее его в бою. Он сделался «многоликим, ужасным, неузнаваемым, диким. Вздрогнули бедра его, словно тростник на течении или дерево в потоке, задрожало нутро его, каждый сустав, каждый член. Под оболочкою кожи чудовищно выгнулось тело, так что ступни, колени и голени повернулись назад, а пятки, икры и ляжки очутились впереди… У затылка сошлись мышцы головы и любой из их непомерных, бессчетных, могучих, увесистых круглых бугров был подобен голове месячного ребенка… Внутрь втянул он один глаз, да так, что и дикому журавлю не изловчиться бы вытащить его из черепа на щеку. Выпал наружу другой глаз Кухулина, а рот дико искривился… Громовые удары сердца о ребра можно было принять за рычание пса или грозного льва, что напал на медведя. Факелы богинь войны, ядовитые тучи и огненные искры виднелись в воздухе и в облаках над его головой… Словно ветви боярышника, которыми заделывают дыру в изгороди, свились волосы на голове юноши… Будто мачта огромного корабля был высокий, прямой, крепкий, могучий и длинный поток темной крови, что вздымался над его макушкой и расходился магическим темным туманом, словно над домом струящийся дым, когда зимним вечером останавливается там король».

Так гэльские авторы представляли себе безумную ярость. В саге говорится, что однажды при виде Кухулина сотня воинов Медб умерла просто от ужаса.

Медб пытается великими дарами склонить Кухулина на свою сторону, и они беседуют, стоя на противоположных концах долины. Она удивлена его мальчишеской внешностью. Кухулин остается верен Ульстеру, и смерть все ближе подступает к коннахтцам; мужи боятся выходить за добычей, кроме как отрядами по двадцать — тридцать человек, а по ночам камни из пращи Кухулина летают через лагерь, убивая и увеча. Наконец, при посредничестве Фергуса, найден компромисс. Кухулин обязуется не причинять вреда армии, если они будут посылать к нему на поединок по одному воину. Кухулин будет ждать противника у брода на реке Ди, теперь называемого Бродом Фер Диада. Пока идет схватка, воинство может продвигаться вперед, но когда она заканчивается, армия обязана до следующего утра разбивать лагерь. «Лучше терять одного воина каждый день, чем сотню», — согласилась Медб, и договор был заключен.

Далее следует рассказ о нескольких поединках, в которых Кухулин выходит победителем. Медб уговаривает Фергуса сразиться с ним, но эти двое вовсе не собираются биться друг с другом, и Кухулин даже обещает отступить перед Фергусом в случае необходимости; в свою очередь, и Фергус обещает ему то же самое. Как эти обещания были выполнены, мы увидим позднее.

ПОХИЩЕНИЕ БУРОГО БЫКА 

Во время поединка Кухулина с героем Нат Крантайлом Медб вместе с третью своего войска дошла до самого Дансеверика, что лежит на северном побережье, грабя и разоряя все на своем пути. Но Морриган уже раньше предупредила Бурого из Куальнге (графство Даун), чтобы он скрылся, и бык, вместе со стадом коров, спрятался в долине Слиаб-Кулинд, ныне графство Армаг. Воины Медб отыскали его там и, ликуя, вместе со стадом погнали к себе, но по дороге их встретил Кухулин. Тот убил главу процессии — Буйде, сына Байн Блаи, — но не смог отобрать быка, и сказано, что «за все время похода не было Кухулину большего горя, безумия, бесчестия, чем это».

МОРРИГАН 

Вроде бы война на этом должна была прекратиться, поскольку цель была достигнута, но армии четырех южных провинций[120] под предводительством Медб собирались разграбить Ульстер, и Кухулин продолжал оставаться единственным стражем границ. Медб не выполняла условия договора, ибо однажды против Кухулина вышли сразу двадцать воинов, и ему пришлось немало потрудиться, чтобы не погибнуть. Здесь в тексте присутствует любопытный эпизод сражения с Морриган. Кухулину явилась юная девушка, одетая в многоцветный плащ, представилась королевской дочерью, заявила, что слышала рассказы о его великих подвигах и хочет предложить ему свою любовь. Кухулин грубо сказал, что он устал в битвах и не собирается иметь дело с женщинами. «Тогда плохо будет тебе, когда ты станешь иметь дело с мужчинами, — отвечала дева, — ибо я угрем обовьюсь вокруг твоих ног у Брода». Затем она вместе с колесницей исчезла; герой видел теперь лишь ворону, сидящую на ветке, и понял, что он говорил с Морриган.

Следующим, кого Медб послала биться с Кухулином, был Лох, сын Мо Фебиса. Нам сообщают, что перед встречей с ним Кухулин вымазал себе подбородок соком куманики, дабы Лох не отказался сражаться с безбородым юнцом. Итак, они вступили в поединок у Брода, и Морриган предстала перед ними в облике белой красноухой телки; но Кухулин тут же пробил ей глаз копьем. Тогда она обернулась черным угрем и обвилась вокруг его ног, и, прежде чем он сумел высвободиться, Лох ранил его. Затем она обратилась в волчицу, и снова Лох ранил героя прежде, чем он прогнал ее. Тут Кухулином овладело неистовство битвы, и он ударом га булга поразил Лоха в сердце. «Позволь мне встать, — сказал тот, — чтобы я мог упасть лицом на твою сторону Брода, а не назад, в сторону людей Эрин». — «Это желание воина, — отвечал Кухулин, — и оно будет исполнено». Так умер Лох; и сказано, что Кухулином овладело великое уныние, ибо он устал от беспрерывных сражений, был жестоко ранен и ни разу не спал с самого начала войны, разве что опершись на свое копье; и он отправил своего возницу, Лаэга, чтобы тот все же привел уладов к нему на помощь.

Но, когда Кухулин лежал на кургане Лерга, мрачный и подавленный, наблюдая, как в вечернем полумраке загораются огни огромного лагеря его врагов и как сверкают их бесчисленные копья, он внезапно увидел, как через лагерь проходит высокий прекрасный воин, и никто из тех, рядом с кем он оказывается, даже не оборачивается к нему. На нем — шелковая рубашка, вышитая золотом, и зеленый плащ с серебряной застежкой; в одной руке он держит черный щит, украшенный серебром, в другой — два копья. Незнакомец приближается к Кухулину, ласково и мягко говорит о его долгих трудах и тяжелых ранах и прибавляет наконец: «Спи теперь, Кухулин, на холме Лерга; спи три дня и три ночи, а пока я сам стану защищать Брод перед воинством Медб». Тогда герой погружается в беспробудный сон, а незнакомец тем временем прикладывает к его ранам целебные травы, так что тот просыпается здоровым и освеженным, а пока он спит, неизвестный защищает Брод. И Кухулин понимает, что это был Луг, его отец, пришедший из жилищ Племен богини Дану, чтобы помочь своему сыну в черный час.

Но улады все еще беспомощны. Однако в Эмайн-Махе находится трижды пятьдесят юношей, сыновья королей, благородные и умеющие обращаться с оружием; на них не лежит проклятие Махи, касающееся только взрослых. Услышав, в каком отчаянном положении находится Кухулин, еще недавно их товарищ по играм, они надевают броню, берут мечи и копья и отправляются оборонять Ульстер во главе с Фолломайном, сыном Конхобара. И Фолломайн приносит клятву не возвращаться в Эмайн, пока он не сможет принести туда золотую корону Айлиля. Трижды они нападают на армию Медб, и втрое больше врагов, чем их самих, гибнет от их рук, но в конце концов они побеждены и разбиты и никого не остается в живых.

БОЙНЯ НА МУИРТЕМНЕ 

Все это произошло, пока Кухулин спал; когда же он пробудился и услышал о том, что случилось, ярость битвы охватила его, и он вскочил в боевую колесницу и помчался на воинство Медб. И колесница вспахивала землю, пока борозды не стали напоминать крепостные рвы, и лезвия над ее колесами перемалывали тела сбежавшихся врагов; когда же Кухулин кричал от ярости, все демоны и дикие твари в Эрин голосили в ответ, так что войско пришло в смятение от шума и страха, и многие погибли от мечей соратников, и многие — от ужаса. И то была великая и страшная битва, называемая Бойня при Муиртемне. Так Кухулин отомстил за юношей Эмайн: шестнадцать раз по двадцать королей погибли на стороне Медб, не считая лошадей, женщин, собак и простого народа. И сказано, что там же бился и Луг, сын Этлин.

КЛАН КАЛАТИН 

Далее мужи Эрин решили послать на поединок с Кухулином Клан Калатин. Калатин был маг, и он со своими двадцатью семью сыновьями составлял как бы одно существо, сыновья были частями своего отца, и что делал один из них, делали и все остальные. Ядом были пропитаны их тела, и прикосновение их оружия до исхода девятого дня убивало любого воина. И вот руки их разом метнули копья, но Кухулин сумел принять на щит все двадцать восемь копий, и ни одно из них не пролило его крови. Затем юноша вынул меч, чтобы обрубить древки копий, торчавшие из щита, но тут Клан Калатин бросились на него и повалили, притиснув лицом к камням. Тогда Кухулин испустил страшный крик, ибо неравным был поединок, и один из изгнанников-уладов, Фиаху, сын Фир Аба, сражавшийся на стороне Медб и наблюдавший в этот момент за боем, не смог смотреть спокойно, как гибнет герой, схватил меч и одним ударом обрубил двадцать восемь рук, его державших. Тогда Кухулин вскочил и разметал врагов в клочки, так что никто не спасся и некому было рассказать Медб о том, что сделал Фиаху, поэтому он и его воины — тридцать сотен мужей из рода Рудрайге — остались в живых.

Итак, Кухулин одолел всех сильнейших воинов Медб, кроме самого могучего из них после Фергуса, Фер Диада, сына Дамана. Поскольку Фер Диад с детства дружил с Кухулином, он не хотел выходить против него; и теперь, когда Медб попросила его об этом, он отказался. Она пообещала ему в жены свою дочь, прекрасную Финдабайр, если только он согласится сразиться с Кухулином, но Фер Диад опять отказался. Наконец она приказала ему, пригрозив, что иначе все поэты Эрин покроют его позором в насмешливых стихах, и тогда, охваченный гневом и скорбью, Фер Диад велел своему колесничему приготовиться к завтрашней битве. Уныние воцарилось среди его людей, ибо они знали, что, если встретятся в бою Кухулин и их господин, один из них погибнет.

Ранним утром Фер Диад отправился к Броду и там на подстилках и шкурах спал до прихода Кухулина. Когда окончательно рассвело, услышал возница Фер Диада грохот приближающейся колесницы; он разбудил воина, и два друга обменялись приветствиями, стоя на разных берегах Брода. Затем Кухулин сказал: «Не ты, о Фер Диад, должен бы сражаться со мной. Когда мы жили у Скатах, разве не бились мы всегда бок о бок, разве не терпели мы вместе нужду и лишения? Разве не были мы друзьями в пиру и на празднестве? Разве не делили мы постель и не спали рядом?» Но Фер Диад отвечал: «О Кухулин, совершивший чудесные подвиги, хотя мы вместе учились поэзии и знаниям и хотя я слышал твои слова о наших прежних деяниях, все же моя рука нанесет тебе раны. Не вспоминай о нашей дружбе, о Пес Улада; это не поможет тебе, это не поможет тебе».

Затем они стали выбирать оружие. Фер Диад напомнил Кухулину о маленьких дротиках, метанию которых обучились они у Скатах, и было решено начать с них. И вот, подобно пчелам в летний день, замелькали над Бродом дротики, но до самого полудня не пролилось в этой схватке ни капли крови. Тогда они взяли крепкие острые копья, и теперь, наоборот, никому не удавалось отбить удара, так что кровь потекла рекой. Наконец наступил вечер. «Давай пока закончим», — сказал Фер Диад, и Кухулин согласился. Они передали оружие колесничим, обнялись, трижды поцеловали друг друга и разошлись отдыхать. Лошади их спали в одном загоне, возницы грелись у одного костра, а сами герои обменивались пищей, питьем и лечебными травами.

На следующий день они вновь встретились у Брода, и поскольку раньше выбирал оружие Фер Диад, то теперь это надлежало делать Кухулину. Тот выбрал тяжелые копья с широкими наконечниками, предназначенные для ближнего боя, и на них герои сражались, стоя на колесницах, до самого заката; устали и лошади, и возницы, и на телах противников было множество ран. Наконец они прекратили схватку и отбросили оружие. И, как и в прошлый раз, они обнялись и поцеловались и так же разделили пищу и питье и лечебные травы и мирно спали до утра.

Однако на третий день Фер Диад выглядел больным, и Кухулин упрекал его за то, что он вышел на битву против друга ради девы, пусть даже это Финдабайр, которую Медб предлагала каждому герою, включая и самого Кухулина; но Фер Диад отвечал: «О благородный Пес, если бы не вышел я на бой, когда меня позвали, лег бы позор на меня в РатКруахан». Теперь была очередь Фер Диада выбирать оружие, и он предлагает взять «тяжелые грозноразящие мечи»; но хотя противники отрубают от бедер и плеч друг друга огромные куски мяса, никто не может одолеть другого, и вечером поединок заканчивается. На этот раз они расстаются с тяжелым сердцем, уже не обмениваются дарами, и лошади их и возницы спят отдельно.

Фер Диад знал, что на четвертый день поединок должен так или иначе закончиться, и поэтому с особой тщательностью выбрал себе доспехи. Сперва он надел рубашку с каймой из блистающего золота, а поверх — передник из коричневой кожи. На живот он привесил плоский камень, огромный, как мельничный жернов, а сверху привязал тяжелый и крепкий железный передник, поскольку боялся, что Кухулин может воспользоваться га булга. На голову он водрузил свой высокий шлем, украшенный самоцветами и эмалью, затем прицепил меч с золотой рукоятью, а на левую руку привесил широкий щит с пятьюдесятью бронзовыми шишками. Так он стоял у Брода и, в ожидании противника, подкидывал свое оружие вверх и снова ловил его и проделывал много чудесных боевых приемов; и когда Кухулин увидел это, то сказал Лаэгу, своему вознице: «Если случится мне уступать в сражении, черни, поноси и порочь меня, раздувая мой боевой пыл и ярость. Если же буду брать верх я, хвали, славословь и превозноси меня» — ибо сегодня ему требовались все силы.

«О Фер Диад, — спросил Кухулин, — каким оружием будем мы сегодня сражаться?» — «Сегодня тебе выбирать», — отвечал Фер Диад. «Тогда — все или ничего», — сказал Кухулин, и Фер Диад сокрушился сердцем, когда услышал это, но все же ответил: «Да будет так». Бой начался. До полудня они сражались на копьях, и никто не мог одолеть другого. Наконец Кухулин вынул меч и попытался срубить Фер Диаду голову над кромкой щита, но великан из племени Фир Болг отбросил его прочь. Трижды Кухулин подпрыгивал высоко в воздух, пытаясь поразить противника поверх щита, и трижды Фер Диад ловил его на щит и отбрасывал, как ребенка, прочь. И Лаэг, насмехаясь над ним, закричал: «Он бросает тебя, как река пену, он размолол тебя, как жернов пшеницу; ты, маленький оборотень, не зови себя больше воином».

Тогда наконец неистовство битвы охватило Кухулина, и он стал расти, пока не перерос Фер Диада, и сияние героя распространялось вокруг его головы. Они сошлись в схватке, кружась и тесня друг друга, так что демоны, оборотни и духи закричали с рукоятей их мечей, и воды брода отступили перед ними в ужасе, так что они сражались, стоя посреди сухого русла реки. И вот Фер Диад сумел застать Кухулина врасплох и ударил его мечом, вонзив его глубоко в тело, и река окрасилась кровью. И Фер Диад стал теснить Кухулина, рубя и терзая его так, что тот не мог уже выдержать и попросил наконец у Лаэга га булга. Услышав это, Фер Диад опустил свой щит, прикрывая живот, но тут противник швырнул свое копье ему в грудь поверх щита. Фер Диад поднял щит, и тогда Кухулин пальцами ноги бросил га булга, и оно прошло через железный передник и на три части разбило камень размером с мельничный жернов и погрузилось глубоко в тело, вонзившись в каждый член своими зубцами. «Довольно, — вскричал Фер Диад, — теперь я умру! Злое это дело, что я пал по твоей вине, о Кухулин». Кухулин подхватил его и перенес через Брод, чтобы он умер на северной его стороне, а не на стороне воинства Эрин. Герой опустил умирающего друга на землю, и слабость охватила его, и он сам уже готов был упасть, когда Лаэг вскричал: «Поднимайся, о Кухулин, ибо сейчас на нас нападут ирландцы! Они уже не согласятся на поединок — теперь, когда погиб Фер Диад». — «Зачем мне вставать, о возничий, когда он пал от моей руки?» — вопросил Кухулин, и забытье, подобное смерти, охватило его. И воинство Медб с радостными кликами, подбрасывая копья и распевая победные песни, ворвалось в Ульстер.

Но прежде чем миновать Брод, они подняли тело Фер Диада и уложили его в могилу, и соорудили над ней курган, и водрузили на нем погребальный камень, где огамическими письменами указали имя и род. А из Ульстера явились друзья Кухулина, и они унесли его в долину Муиртемне, где омыли его раны, а его родичи из Племен богини Дану кидали в реку целебные травы, чтобы раны скорее зажили. Но он немало дней пролежал там в слабости и оцепенении.

И вот Суалтайм, отец Кухулина, взял лошадь своего сына, Серого из Махи, и отправился в Эмайн, чтобы поднять уладов на защиту своей земли. По дороге он кричал: «Мужей Ульстера убивают, женщин уводят в плен, скот угоняют, а Кухулин один обороняет границы Ульстера против четырех провинций Эрин! Поднимайтесь и защищайтесь!» Но люди смотрели на него так, словно не понимали его слов. Наконец он добрался до Эмайна и там, перед друидом Катбадом, и королем Конхобаром, и всеми знатными мужами Суалтайм вновь воскликнул: «Мужей Ульстера убивают, женщин уводят в плен, скот угоняют, а Кухулин один обороняет границы Ульстера против четырех провинций Эрин! Поднимайтесь и защищайтесь!» Катбад же сказал на это: «Смерти достоин тот, кто нарушает покой короля»; и знатные мужи Ульстера покивали и проговорили: «Воистину так».

Тут Суалтайм в гневе развернул коня и уже собирался ускакать прочь, но тут Серый прыгнул, и всадник ударился шеей об острый край щита, висевшего у него на спине, и голова его, отрубленная, упала на землю. И все же она продолжала выкрикивать свою речь, и наконец Конхобар велел водрузить ее на столб в надежде, что, может быть, там она успокоится. Но голова не умолкала, и наконец правда начала доходить до затуманенного разума короля, и засверкали потухшие глаза воинов, и заклятие Махи понемногу оставило их. Тогда Конхобар поднялся и принес великую клятву: «Небеса над нами, земля под нами и море везде вокруг нас; и поистине, если только не упадут на нас небеса, и если земля не разверзнется, чтобы поглотить нас, и море не хлынет на сушу, я верну каждую женщину к ее очагу и каждую корову в ее стойло». Друид провозгласил, что час благоприятствует им, и король отправил гонцов созывать уладов в поход и называл им как живых, так и умерших воинов, ибо облако слабости еще не вполне оставило его.

Теперь, когда недуг оставил их, люди Ульстера радостно поспешили на зов, и повсюду гремели мечи и копья, и звенели доспехи, и грохотали колесницы, готовые к бою. Один отряд воинов под предводительством Конхобара и Келтхайра, сына Утехайра, двинулся из Эмайна на юг, а другой отправился в погоню за воинством Медб. Конхобар и его люди настигли в Мите восемь раз по двадцать ирландцев, которые уводили с собой толпу пленниц; и улады убили всех их и освободили женщин. Тогда Медб и ее воинство устремилась обратно в Коннахт, но, когда они добрались до Слемон-Миде, два войска уладов встретились и приготовились к сражению. Королева послала гонца Мак Рота посмотреть на мужей Ульстера в долине Миде и сообщить, как обстоят дела. Мак Рот принес ужасные вести. В первый раз он увидел, что равнина сплошь покрыта оленями и другими дикими зверями. Фергус объяснил всем, что это приближающиеся улады вытеснили их из лесов. Во второй раз Мак Рот увидел, что долина укрыта туманом, и над ней, подобно островам, возвышаются вершины холмов. За туманом слышится гром и видятся молнии, а ветер таков, что чуть не сбил его с ног. «Что же это?» — спросила Медб, и Фергус объяснил ей, что туман — это всего лишь дыхание воинов, молнии — блеск их глаз, гром — грохот их колесниц и бряцанье их оружия, когда они движутся, ища битвы. «Они думают, что уже не дождутся ее», — заявил Фергус. «У нас найдутся воины, чтобы встретить их», — ответила Медб. «Посмотрим, — сказал Фергус, — ибо во всей Ирландии и во всем Западном мире, до Греции и Скифии, и башни Брегона, и острова Гадеса нет никого, кто бы смог противостоять мужам Улада, когда они в гневе».

Далее следует длинный пассаж, где описывается внешность и вооружение каждого из вождей уладов.

БИТВА У ГАЙРЕХ 

Битва состоялась на равнине Гайрех, что в Мите. Фергус, сжимая двуручный меч, который, когда поднимали его в битве, светился в воздухе подобно радуге, каждым ударом сражал целые отряды уладов, и неистовая Медб трижды прорывалась к самому центру вражеского войска.

Фергус сошелся с Конхобаром и поверг его на его изукрашенный золотом щит, но Кормак, сын короля, стал просить за жизнь отца. Фергус повернулся к Коналу Победоносному.

«Слишком горячо ты сражаешься против своего же народа из-за распутницы», — сказал Конал. Тогда Фергус прекратил избиение уладов, но в неистовстве битвы срубил своим мечом-радугой вершины трех холмов МаелМиде, так что они остаются плоскими до сего дня.

Кухулин услышал сквозь дремотное забытье грохот ударов Фергуса и, медленно придя в себя, спросил у Лаэга, что это значит. «Это играет с мечом Фергус», — ответил Лаэг. Тогда герой вскочил, и тело его увеличилось так, что повязки и бинты разлетелись во все стороны; он вооружился и ринулся в битву. Там он нашел Фергуса. «Обернись, — вскричал он, — я омою тебя, как пена в пруду, я поднимусь над тобой, как хвост над кошкой, я ударю тебя, как мать своего ребенка!» — «Кто говорит так со мной?» — воскликнул Фергус. «Кухулин Мак Суалтайм; и ты должен отступить передо мной, как обещал мне».

«Воистину, я обещал это», — сказал Фергус и покинул поле боя, и вместе с ним ушли люди Лейнстера и люди Мунстера, покинув Медб, семь ее сыновей и армию Коннахта.

Кухулин вступил в схватку в полдень; когда сквозь листву пролились лучи закатного солнца, от его колесницы осталось лишь два колеса да пригоршня спиц, а воинство Коннахта улепетывало к границе. Кухулин нагнал Медб, которая, завидя его, спряталась под колесницей и стала просить о пощаде. «Я не хочу убивать женщин», — сказал герой и защищал ее, пока она не перешла Шэннон у Ат-Луан.

БИТВА БЫКОВ 

Но Бурый бык из Куальнге, которого Медб отослала в Коннахт кружным путем, повстречал белорогого быка Айлиля на Маг-Ай, и они сразились; и Бурый вскоре одолел Белого и разбросал куски его тела по земле так, что они валялись везде от Рат-Круахан до Тары; а затем помчался вперед, обезумев, мыча и извергая черную кровь, пока не упал мертвым у Хребта Быка, что между Ульстером и Ивегом. Айлиль и Медб заключили мир с Ульстером на семь лет, и улады со славой возвратились в Эмайн-Маху.

Так кончается «Похищение быка из Куальнге»; в 1150 г. оно было записано в «Лейнстерской книге» рукой Финна Мак Гормана, епископа Килдаре, и в конце повести сказано: «Благословение каждому, кто достоверно запомнит Похищение, как записано здесь, и ни в чем от него не отступит».

Одна из самых удивительных кельтских легенд повествует о том, как Кухулин, задремавший у стоячего камня после охоты, увидел во сне двух женщин из Племен богини Дану, которые подошли к нему и начали, чередуясь, избивать его плетью до смерти и он не мог даже поднять руки, чтобы защититься. На следующий день Кухулина одолел тяжелый недуг, который не отпускал его год, и никто не в силах был его вылечить.

Однажды к Кухулину пришел незнакомец и посоветовал ему вернуться к тому стоячему камню, у которого его посетило видение: там он узнает, что нужно для исцеления. Действительно, у камня герой обнаружил деву в зеленом плаще, одну из тех, что мучили его, и она рассказала, что Фанд, Жемчужина Красоты, жена Мананнана, полюбила его; теперь она враждует со своим мужем, богом моря, и королевство ее осаждают три короля-демона; поэтому ей требуется помощь Кухулина, наградой же ему будет ее любовь. Тогда юноша отправил своего возницу Лаэга посмотреть на Фанд и поговорить с ней. Лаэг отыскал вход в Волшебную Страну (он переплыл озеро на зачарованной бронзовой ладье) и вернулся, поведав о невыразимой красоте Фанд и разных чудесах той земли. Тогда Кухулин решился и сам отправиться туда. В густом тумане он сразился с демонами, которые походили на морские валы — что вполне понятно, раз это был народ разгневанного Мананнана. Затем он поселился у Фанд и месяц наслаждался всеми прелестями Волшебной Страны; после чего распрощался и назначил деве место встречи в мире людей — у Ибор Кинд Трахты, «тисового дерева на краю побережья».

Однако Эмер узнала о назначенном свидании; и хотя ее обычно не слишком беспокоила мужняя неверность, но на этот раз она явилась на место встречи в сопровождении пятидесяти девушек, вооруженных острыми ножами, чтобы убить Фанд. Влюбленные издалека завидели колесницы и рассерженных женщин с золотыми застежками на груди, и Кухулин приготовился защищать Фанд. Он обратился к Эмер в стихах, описав ей красоту, искусность и магическую силу Фанд: «Ничего нельзя пожелать, чего бы она не имела». Эмер отвечала: «Может, дева, к которой ты прилепился, ничем и не лучше меня, но все новое сладко, а известное — кисло; вот тебе вся мудрость, о Кухулин! Некогда мы жили в чести друг у друга, и так могло бы быть, если бы во взгляде твоем я нашла любовь к себе». — «Ты не утратишь ее, покуда я жив», — отвечал Кухулин.

«Отпусти меня», — сказала тогда Фанд. «Нет, — возразила Эмер, — это я останусь одна». — «Нет, — не соглашалась Фанд, — это я должна уйти». «И жажда рыданий охватила Фанд, и душа ее возвысилась в ней, ибо позором было в одиночестве возвратиться домой и ярилась в ней ее могучая страсть к Кухулину».

Но Мананнан, сын моря, узнал об ее печали и позоре и пришел к ней на помощь — так, что никто не видел его, кроме нее одной; и она приветствовала его удивительной песней. «Вернешься ли ты ко мне или останешься с Кухулином?» — спросил он. «По правде говоря, — отвечала она, — никто из вас не лучше и не благородней другого, но я пойду с тобой, Мананнан, ибо у тебя нет подруги, которая стоила бы тебя; у Кухулина же есть Эмер».

Она ушла с Мананнаном, а Кухулин, не видевший бога, спросил у Лаэга, что произошло. Лаэг сказал: «Фанд ушла с Сыном моря, ибо не желала видеть тебя».

Тогда Кухулин взмыл в воздух и улетел с этого места, а потом лежал, отказываясь от еды и питья, пока друиды не поднесли ему напиток забвения; и сказано, что Мананнан потряс своим плащом между Кухулином и Фанд, чтобы им больше не встретиться во веки веков.